На прошлой неделе окружной суд штата Флорида приговорил к пожизненному лишению свободы 33-летнего писателя Дерека Медину, эксперта в области семейных проблем, который убил свою жену, пишет издание Inquisitr.
Суд присяжных признал его виновным в умышленном убийстве, хотя сам Медина утверждал, что это преступление было совершено в рамках самообороны: он якобы выстрелил в жену в ответ на физическое насилие с ее стороны. Адвокат заявил, что женщина угрожала его клиенту ножом.
Однако дальнейшие действия обвиняемого противоречат этим утверждениям: сразу после убийства Медина выложил в социальной сети Facebook фото окровавленного трупа и подписал: «Покойся с миром, Дженнифер Альфонсо”.
После этого «поста” он был задержан и взят под стражу, однако, несмотря на это, продолжал выкладывать на страницах блога подробности совершенного преступления: «Я иду в тюрьму или на казнь за убийство жены. Парни, я люблю вас и буду скучать. Берегите себя и смотрите на меня в новостях”. Позднее судья Ивонна Колодны, выносившая приговор, заявила, что он «предсказал свою судьбу”.
Присяжные не поверили Дереку: они отметили, что тот разрядил в супругу всю обойму. Кроме того Медина весит более 90 кг при росте 182 см, а рост его супруги не превышал 150 сантиметров.
Согласно выводам судмедэксперта, все восемь пуль в тело Дженнифер были выпущены сверху, сообщает сайт телеканала FOX 11 Los Angeles. Другими словами, она сидела на корточках, вжавшись в угол кухни, а супруг хладнокровно стрелял в упор, стоя над ней.
Дерек Медина написал шесть книг, название одной из которых выглядит сегодня фарсом: «Как я сохранил жизнь, брак и семью с помощью общения”. Книгу можно купить в электронном виде за 20 долларов.
Медина и Альфонсо дважды вступали в брак друг с другом. Первый их союз распался спустя три года, а в апреле 2012-го они помирились и вновь поженились.
Тоже набрела на интересную статью в сетях, по теме:
О чем жалеют старики на пороге вечности.
(Записки волонтёра из Дома престарелых)
Они родили слишком мало детей.
«Знаете, Анечка, я сейчас так жалею, что мы тогда не родили дочке братика или сестричку. Жили мы в коммуналке, впятером в одной комнате с моими родителями. И я думала – ну куда еще одного ребенка, куда? И эта спит в углу на сундучке, потому что даже кроватку поставить негде. А потом мужу по служебной линии выделили квартиру. А потом – другую, побольше. Но возраст был уже не тот, чтобы рожать”.
«Сейчас думаю: ну вот почему я не родила даже пятерых? Ведь все было: муж хороший, надежный, добытчик, «каменная стена”. Работа была, детский сад, школа, кружки… Всех бы вырастили, подняли на ноги, в жизни устроили. А мы просто жили как все: у всех ребенок один, и у нас пусть будет один”.
«Видела, как мой муж нянчится со щенком, и подумала – а ведь это в нем нерастраченные отцовские чувства. Его любви на десятерых бы хватило, а я ему родила только одного…”
Они слишком много работали в ущерб семье.
«Работала я кладовщицей. Все время на нервах – вдруг недостачу обнаружат, на меня запишут, тогда – суд, тюрьма. А сейчас подумаю: и зачем работала? У мужа-то хороший оклад был. А просто все работали, и я тоже”.
«Тридцать лет я проработала в химической лаборатории. Уже к пятидесяти годам никакого здоровья не осталось – потеряла зубы, желудок больной, гинекология. И зачем, спрашивается? Сегодня моя пенсия – три тысячи рублей, даже на лекарства не хватит”.
В старости, оглядывая прожитую жизнь, многие просто ума не могут приложить, зачем за эту работу держались – часто неквалифицированную, непрестижную, скучную, тяжелую, низкооплачиваемую.
Они слишком мало путешествовали.
В числе лучших своих воспоминаний большинство пожилых людей называет путешествия, походы, поездки.
«Помню, как мы еще студентками поехали на Байкал. Какая же там неземная красота!”
«Мы на целый месяц отправились в круиз на теплоходе по Волге до Астрахани. Какое же это было счастье! Мы были на экскурсиях в разных исторических городах, загорали, купались. Посмотрите, я до сих пор храню фотографии!”
«На выходные мы решили поехать в Ленинград. У нас тогда машина была еще двадцать первая ”Волга”. Семь часов за рулем. Утром сели завтракать в Петродворце на берегу Финского залива. А потом заработали фонтаны!”
Они покупали слишком много ненужных вещей.
«Видите, у нас в буфете стоит немецкий фарфоровый сервиз на двенадцать персон. А мы даже никогда в жизни из него не ели-не пили. О! Давайте возьмем оттуда по чашке с блюдцем и выпьем из них чаю, наконец. И для варенья розетки выберите самые красивые”.
«Мы с ума сходили по этом вещам, покупали, доставали, старались… А ведь они даже не делают жизнь комфортнее – наоборот, они мешают. Ну зачем мы купили эту полированную «стенку”? Все детство детям испортили – «не трожь”, «не поцарапай”. А лучше бы стоял тут самый простой шкаф, из досок сколоченный, зато детям можно было бы играть, рисовать, лазать!”
«Купила на всю зарплату финские сапоги. Мы потом целый месяц питались одной картошкой, которую бабушка из деревни привезла. И зачем? Разве кто-то когда-то стал меня больше уважать, лучше ко мне относиться из-за того, что у меня сапоги финские, а у других – нет?”
Они слишком мало общались с друзьями, детьми, родителями.
«Как бы я хотела сейчас увидеть свою мамочку, поцеловать ее, поговорить с ней! А мамы уже двадцать лет нет с нами. Я знаю, что когда не будет меня, моя дочка будет точно так же тосковать, ей будет точно так же меня не хватать. Но как ей это объяснить сейчас? Она так редко приезжает!”
«Родила я Сашеньку и в два месяца отдала в ясли. Потом – детский сад, школа с продленкой… Летом – пионерский лагерь. Однажды вечером прихожу домой и понимаю – там живет чужой, совершенно мне не знакомый пятнадцатилетний человек”.
Они слишком мало учились.
«Как мало я читала книг! Все дела да дела. Видите, какая у нас огромная библиотека, а большинство этих книг я даже никогда не открывала. Не знаю, что там, под обложками”.
Они не интересовались духовными вопросами и не искали веру.
«Знаете, я всю жизнь верующих людей как-то побаивалась. Особенно всегда боялась, что они тайком от меня научат своей вере моих детей, расскажут им, что Бог есть. Дети-то у меня крещеные, но о Боге я с ними не говорила никогда – сами понимаете, тогда всякое могло быть. А теперь понимаю – у верующих была жизнь, у них было что-то важное, что для меня тогда прошло мимо”.